Песни Владимира Иванова

НОЧЬ ПЕРЕД ОПЕРАЦИЕЙ.

Сижу и чищу автомат.
Он дорог мне как младший брат.
Близка мне фляга как жена,
И, как жена почти, одна.
Уходим мы сегодня в ночь,
Дурные мысли гоним прочь.
Смеёмся громче, чем всегда,
Мол, нам и горе – не беда!

Припев:
И вши кусают, и вши кусают!
И скоро грязь уже отвалится сама!
Никто не знает, увы, никто не знает,
Чем завтра встретит нас в «зеленке» Парвана!

Наш ротный любит поорать,
Но я готов его понять,-
Ну как же можно воевать,
Не вспоминая чью-то мать?
А если «чарс» не покурить,
Тогда совсем тоскливо жить,
А коль «бакшиш» не взял тайком,
Давись смердячим сухпайком.

Припев:
И вши кусают, и вши кусают!
И не спасает нас дублёный наш загар!
Никто не знает, увы, никто не знает,
Какой сюрприз нам приготовил Кандагар!

Где здесь «суннит», где здесь «шиит»,
Что по утрам мулла мычит,
И где здесь «хальк», а где - «парчам»
Ответь, ободранный «бача»?
Кто здесь «дехканин», кто – «душман»?
Ты как кроссворд, Афганистан!
Мы в вихре классовой борьбы
«И ни туды, и ни сюды...»

Припев:
И вши кусают, и вши кусают!
И на мечети мы глядим, как дураки,
Никто не знает, увы, никто не знает,
Засада будет или нет в Махмуд Раки.

Сверкает ствол, - вот красота,
Как одно место у кота.
И мне теперь уже не брат
Ни чёрт, ни «царандой», ни «хад».
Затвор - на место. Крышкой «щёлк»,
Теперь не страшен «серый волк».
Осталось два часа поспать,
Перед рассветом – выступать.

Припев:
Но вши кусают, заснуть мешают,
Сейчас в Союзе кто-то весел, сыт и пьян…
Никто не знает, увы, никто не знает,
Чем встретит, как проводит Бамиан.

КАБУЛЬСКИЙ МЕДСАНБАТ, 1980.

«Ты потерпи, мой любимый, желанный, родной»,-
Шепчет душа через губы под марлей тугой.
Нет его ближе, родней его нет никого,
Только бы смерть обошла, пощадила его.

Бьётся в бреду наркотичном седой капитан,
Он ещё там, где пока не взята высота.
Тело его надорвал Афганистан.
Крутится, кружится, вертится лента бинта…

«Милый, родной, знаю, больно, но надо терпеть»,-
Кровью зальётся душа, и халат вместе с ней,
«Хочешь,- ругайся! А, хочешь,- так можешь запеть!
Только не спи, спать нельзя. На, водички попей!»

Вспышка и взрыв. Всплеск огня. Как же хочется жить!
Мимо летит перебитая лопасть винта…
Шиной сплошной на кровати мальчишка лежит.
Крутится, кружится, вертится лента бинта…

«Зиночка, Ниночка, Томочка, ты помоги!
Ты полюби меня, хоть на чуть-чуть, до конца!
В сердце, сестрёнка, своём ты на век сбереги
Те, переставшие биться навеки, сердца!»

Сколько же болей чужих в себя можно вместить!
А ты как всё также смешлива, добра и проста!
Кончится срок, но Афган никогда не забыть!
Крутится, кружится, вертится лента бинта…

НЕТ, Я ВАС НЕ ВИНЮ…

Нет, я вас не виню, что вы можете видеть рассвет.
Ведь кому-то должно не везти, ну а вам повезло!
И любимой лицо для меня как великий секрет…
Снегом, чёрным от взрыва, все краски мои занесло.

Припев:
Пред глазами навеки картина осталась одна:
БТР на ходу, поворот, и лавина огня.

Нет, я вас не виню, что живу я с одною рукой.
У меня есть работа, жена, у меня есть друзья.
Уважает начальство: в президиум, орден, покой…
Но невольно всплывает вопрос: «Ну за что же меня?»

Припев.

ПРО ВАНЮ - ДУРАЧКА.

Сказка.

Жил Ваня-дурачок,
Здоровый был - «качок»,
Причёской «в гроб вгонял» свою бабулю,
В деревне типовой.
Весёлый и живой,
Не знал он, что ему готовят пулю.

Тальяночка его
Всегда была при нём.
Тащились красны девицы от песни.
И Ваня был мастак
Дать кулаком «в пятак»,
А пил – не перепьёшь его, хоть тресни.

Но раз у кабака,
Когда его рука
На улице вершила справедливость,
К нему кудесник – скок,
Поставил мягкий блок.
И говорит ему: «Скажи на милость,

Не стыдно ли тебе,
Когда твой брат в беде,
Махать без толку, спьяну кулаками?
Чем бить своих «козлов»,
Без всяких лишних слов,
Помог бы брату воевать с врагами!»

А Ваня: «Да я чаво?
Даёшь таво –сево!»
Чтоб поддержать престиж родного царства,
По щучьему велению,
Партийному хотению,
Упал он в сопредельном государстве.

И сразу же Кощей,
Разбойник-соловей,
Яга, и «нечисть» прочая, родная,
Давать страну терзать,
Копить, копать, хватать,
Пока Иван далёко, и не знает.

А Ваня – он крушит,
Он подвиги вершит,
Но получил контузию и рану,
И вот в свою страну,
Прошедший сквозь войну,
Пришел двадцатилетним ветераном.

Что видит дома он?
Дом пуст и разорён,
Мечты, надежды юности пропали.
Тальянка порвалась,
Любовь не дождалась,
Всему взамен кудесников медали!

Задёргался Иван,
Увидев весь обман,
Да поздно! Не кремень уже, - резина!
И грудь его в крестах
Блестит в густых кустах
У винного родного магазина!

ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ.

Двадцать восьмой день рождения механика-водителя А.А.А. – 02.05.87г.

Как это мало – двадцать восемь!
Но наступает в жизни осень
Как будто желтой краской полоса.
Как это мало – двадцать восемь!
«Останься, лето!»,- губы просят,
Но начинают вдруг блестеть глаза.

Жить нелегко за всех ушедших,
За всех искавших, не нашедших,
И потому так трудно – о любви.
И солнце где-то в серых тучах,
Душа кричит на горных кручах
Ты осень подожди, ты не зови!

Но с каждым днём всё дальше лето!
А песен сколько не пропето,
Хотя живёт желание в крови!
Ты не баюкай, слышишь, осень?
Зачем тебе? С тебя не спросят!
Постой, ещё ведь надо о любви!

ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛДАТА.

Былина.

Рыщет в поле зверь, жалит в ноги гад.
В гору путь тяжел, да не обойти.
Отворилась дверь, и вошел солдат.
Он два года шел, чтоб сюда войти.

В честь такого дня режут порося,
Цвет вина как мак, пир хмельной шумит.
Собралась родня. Собрались друзья,
И невеста как под венцом стоит.

Поздно разошлись. Опустилась ночь.
Китель от наград горя тяжелей.
«Вместе жить нам жизнь, мне молчать не в мочь!»
Говорит солдат любушке своей.

«Не смотри на то, что я с виду цел, -
У меня в душе черная дыра!
Раз, наверно, сто брали на прицел,
Не такой уже, я как был вчера!

Рваные тела ветер бил скорбя,
Смертный час грядет. Не возьмешь живьем!
Да ты, видать, ждала, берегла себя,
Думала «Придет, ох, и заживем!».

Да рвет конь удила, - на земле змея,
Дождик льет свинцом на иконы лик.
«Ты меня ждала, да пришел не я,
И с моим лицом пред тобой старик!».

Радость, как беда, грубо тесана.
Месяц молодой спрятался тайком.
«Люба ты мне, - да, выбирай сама,
Тяжко молодой жить за стариком!».

ОБОЖЖЕННАЯ ПАМЯТЬ.

Обожженная память
И странная совесть –
Говорят, по ошибке достались вы мне,
Точно так же, как пули,
Что тело проткнули,
И зачем-то оставили жить на земле!

Я хожу, я дышу,
Я живу и страдаю
В поединке с собою не на жизнь, а на смерть.
Я боюсь, я дрожу,
Потому что я знаю –
Предстоит не погибнуть, а лишь умереть!

На кровати своей
Или в койке казенной,
В «лагерях» иль у «Кащенко» – мне все равно,
Я мельканием дней
От людей занесенный,
Лишь усну, успокоясь, погибший давно!

СОН.

Баллада.

Я спал и видел странный дивный сон –
На всей планете прекратились войны.
Решили люди: «Хватит. С нас довольно!
Нам убивать друг друга не резон!
Нам убивать друг друга не резон!»

Солдаты отряхнулись, смыли грязь.
Свое оружье кузнецам отдали,
Отдали кузнецам свои медали,
Потом пошли домой, не торопясь.
Потом пошли домой, не торопясь.

А их встречали женщины в пути.
Кормили хлебом и вином поили,
Ночлег давали, утром вслед крестили,
Кто знает, сколько им еще идти!
Кто знает, сколько им еще идти!

И где их дом? Что ждет их в доме том?
Быть может, поросла земля бурьяном
Пока они в угаре битвы пьяном
Откладывали счастье «на потом».
Откладывали счастье «на потом».

Солдаты возвращались по домам
И землю от бурьяна расчищали,
Хлеб сеяли и яблони сажали,
И радовались детям и годам…
И радовались детям и годам…

Будильник надрывался. Старшиной
Орал мне в ухо. Надо просыпаться.
А я б хотел навеки там остаться,
Где люди победили над войной.
Где люди победили над войной.

БОГ У КАЖДОГО СВОЙ.

Бог у каждого свой.
Богом может быть все, что угодно,
Принцип, чувство, Христос, или просто дурацкий запрет.
Но, пробив головой
Стену мыслей, что нынче так модны,
Каждый сам воздвигает в душе у себя монумент.

К нему тропку свою
Сквозь кустарник ошибок проторив,
Меж предательства ям и обмана больших валунов,
Под огнем, как в бою,
Сам с собою жестоко повздорив,
Человек жемчуга своих мыслей несет вновь и вновь.

Не увидит чужой
Монумента красы непорочной.
Только верящий, любящий сможет узреть красоту.
Тех, кто черен душой, на тропинке ждет смерть. Это точно.
Ну а мертвым уже наплевать на прыжки в высоту.

Все когда-то уйдут
Коридором к своим монументам.
Кто-то вверх, кто-то вдоль, ну, а кто-то, быть может, и вниз.
Только дети растут и совсем не боятся запретов,
И становятся смело на жизни покатый карниз.

ПРОЩАНИЕ.

Вновь над сукном зеленым дым.
Войны иль сигарет с ментолом?
Он стал как будто бы родным,
Как море для пловца за молом.
Очередная рвётся связь.
Шторм растрепал непрочный узел.
В вокзальной спешке торопясь,
Багаж стыдливости стал грузен.
Он задевал за все углы,
Толкал всех тех, кто зазевался.
Прощались люди, как могли,
Кто – уезжал, кто – оставался.

Тасуется колода лет.
Тасуется колода судеб.
Но разговоры – бред, по сути,
И на семь бед – один ответ.

Давай, налей в последний раз.
Фальшивы на лице улыбки.
Набор пустых, но громких фраз
Друг другу бросим по старинке.
С отчаяньем глагольных рифм
Наружу рвётся бесшабашность,
Но натыкается на риф,
Как чья-то боль на чью-то важность.
Приз победителя – тоска,
Приз побеждённого – участье.
Прибита поперёк доска,
К ней - кисти рук чужого счастья!

Тасуется колода лет.
Тасуется колода судеб.
Но разговоры – бред, по сути,
И на семь бед – один ответ.

ПЕЧАЛЬНЫЙ РОК-Н-РОЛЛ.

Чужая речь как песок лезет в уши.
Здесь нет людей – только мертвые души.
Утюжат траки чужую дорогу,
И про себя каждый молится богу.
Чужая речь как песок лезет в уши… Е…

Чужие склоны подошвы терзают.
Здесь по ночам часовых вырезают.
Из автоматов сбивают вертушки,
Здесь ждут засады и мины-ловушки.
Чужие склоны подошвы терзают… Е…

Чужая жизнь течет на гражданке.
Здесь есть метро, здесь не надо на танке.
Чужие люди толкают, бранятся,
Здесь, по идее, не надо бояться.
Чужая жизнь течет на гражданке… Е…

Страна чужая, чужие законы.
Вокруг путаны, ворье и «наркомы».
О них радеют министры, магнаты,
«Единоросовые» депутаты.
Страна чужая, чужие законы… Е…

Чужая речь как песок лезет в уши…
Чужие склоны подошвы терзают…
Чужая жизнь течет на гражданке…
Страна чужая, чужие законы…
…О, где же ты, где, Сигурни Уивер?

…Медаль на грудь и хрен в заднем проходе, -
Иди, сшибай по рублю в переходе,
Рыдая песни о воинском братстве,
В демократическом сгинувшем блядстве.
Медаль на грудь и хрен в заднем проходе… Е…

Родную землю на крышку кидают.
От «передоза» бойцы погибают,
Тоска… «бухло»… всё вокруг в черном цвете…
Печальней нет рок-н-ролла на свете!
Родную землю на крышку кидают… Е…

ВОЕННЫМ БАРДАМ.

Друзья! Не надо петь военных песен
В кругу прекрасных, милых сердцу дам,
Изобразив героя и повесу,
Сурово пальцами елозя по ладам!
Одна из них задаст вопрос банальный:
«А вы убили там кого-то, на войне?»
И все подумают, что ты - урод моральный,
И ощущение, как будто весь в дерьме.

И на «тусовках» разных ветеранских,
Где отмечают «вывод» или «ввод»,
Где много тем «чеченских» и «афганских»,
Вокруг которых водят хоровод…
Буфет в «Колонном зале» от «героев» тесен,
Ремень гитары давит, как ярмо.
Друзья! Не надо петь военных песен,
Где правят «бабки», конъюнктура и дерьмо!

Когда ж сидишь с «братишками» на кухне,
И на столе девятая бутыль,
И раз пятьсот уж вспомнили, как «духи»
Пытались роту превратить в утиль,
Как был от пуль в ущелье воздух тесен,
И выпит «третий тост» в четвертый раз!..
Друзья! Давайте петь военных песен!
Ведь это все, что есть пока ещё у нас!

БЛЮЗ ТРИДЦАТИЛЕТНЕГО МУЖЧИНЫ.

Виктору Антохину в день рождения,1992 год.

Когда твой срок перевалил за тридцать,
Серьёзней взгляд и строже внешний вид.
Веселье молодое улетает, словно птица,
Лишь память грустью сердце бередит.

Когда твой срок перевалил за тридцать,
Мелькают годы кадрами кино.
Урчит живот, и по ночам хватает поясницу,
Но лечишься лишь водкой и вином.

Когда твой срок перевалил за тридцать,
Ты строишь дом, сажаешь баобаб,
Растишь детей… но иногда так хочется напиться!
С приятелем в кругу красивых баб!

Недолго на земле нам быть гостями,
Мы все подсудны высшему суду…
Суд кончится, и мы опять по стопочке с друзьями,
Под кустиком в раю или в аду!

БОЛЬШАЯ ЗОНА.

Жила-была одна страна на маленькой планете.
Жил царь, крестьянин, поп и врач, рабочий и купец,
Блюл заповеди кто как мог из Нового Завета,
Но грянул выстрел с корабля, всему настал конец.

Пугает кошек по ночам надрывный вой клаксона,
Торчат иголками ежа из кузова штыки, -
Так превращалась вся страна в одну большую «зону»,
Так в «кумовья» и «паханы» пошли большевики.

Во имя «завтра светлого» прошли в стране облавы,
Ручьями золото и кровь стекли в свои моря,
Кто похитрей, - из хижины влез в барские хоромы,
Убив хозяина хором под громкое «Ура!».

Рябит в глазах привычно от военного фасона,
Объявлен вором нынче тот, кто был вчера герой,
Так превратилась вся страна в одну большую «зону»,
Где «кумовья» и «паханы» меняются порой.

Когда ж настал суровый час, - извне бандит явился,
Чтоб ту несчастную страну присвоить на века,
Злой на своих и на чужих, тут вовсе разъярился,
И кровью – потом победил врага народ – «ЗеКа»!

Он думал: «Всё! Теперь конец! Жить будем по закону!»
Но быстро кончился, увы, победный тот настрой!
Страна осталась, как была, одна большая «зона»,
Где «кумовья» и «паханы» меняются порой.

Так и живет в стране народ, тупеет, вырождаясь.
Кипит на медленном огне наваристый бульон,
Который варят для себя, наглея, обжигаясь,
Народа «слуги», их у нас на роту – батальон.

Все хорошо, все правильно, как в песнях у Кобзона,
Облагородил вид «мента» от Зайцева покрой…
Увы, страна была и есть одна большая «зона»,
Где «кумовья» и «паханы» меняются порой…